200 лет Отечественной войне 1812 года

В О З З В А Н И Е

Дорогие соотечественники!

В столице нашего Отечества величественно сияет Храм Христа Спасителя, Московский кафедральный собор, стены которого украшены гранитными плитами с фамилиями героев нашей военной элиты, отдавших во славу Святой Руси свою жизнь. Храм был построен и ныне воссоздан во славу Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа и Его заступничества за русское воинство в Отечественной войне 1812г. И ныне этот юбилей не померкнет в наших сердцах и душах, потому что это воистину духовная и освободительная победа, давшая ценою жертвенного подвига русской армии независимость и суверенность многим странам Европы.
Конечно, мы должны уметь отделять зерна от плевел, и одни юбилеи от других. Тогда простой крестьянин Иван Сусанин, командующий Кутузов и генералиссимус Суворов – каждый вносил свой жертвенный вклад в великую духовную освободительную мощь. И сегодня созданные государственные советы и гражданские инициативы, находящиеся под присмотром руководителей страны, государственных мужей, священноначалия и общественных деятелей многое делают, чтобы эта память не обросла средостением, была доступна для сердца каждого человека.
Мы, все участники ООД «Россия Православная», не можем стоять в стороне, наша совесть взывает и не позволяет молчать. Движением была разработана и изготовлена на Московском монетном дворе памятная историческая медаль «200-лет Отечественной войне 1812г.».
Нам было бы радостно и приятно, если бы люди смогли воочию еще раз прикоснуться к нашей полной испытаний судьбе и истории, дабы на этих победах формировались новые государственные и общественные достижения, созидаемые на благо всего народа.
Надеемся, что победный блеск этих памятных знаков не померкнет и не потускнеет, чтобы совместными усилиями и чистыми руками мы смогли передать эту духовную эстафету нашим будущим поколениям.

Председатель
Центрального Совета
А.И. Буркин

Член Центрального Совета
ООД "Россия Православная"
И.Е. Горолевич

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА –
ВЫХОД ИЗ ПОРОЧНОГО КРУГА МИФОТВОРЧЕСТВА

«…одна низкая истина дороже для нас
тьмы возвышающих обманов».
Л.Н. Толстой

В российской истории ХIХ века Отечественная война 1812 года величественно возвышается на фоне остальных событий, став предметом наибольшего числа не только научных, но и художественных произведений. В чём кроется феномен именно этого события, выделенного самим ходом российской истории (в Европе это событие не имеет достаточно широкой известности) из прочих значимых, более победоносных, но менее ущербных для России, возносимых писателями и историками моментов истории? Вероятно, это связано с тем, что Отечественная война 1812 года была единственным в том столетии военным крупномасштабным конфликтом, кроме длительной, но локальной, обороны Севастополя в 1853 – 1856 годах, проходящим на территории России и выявившим все её слабые социальные проблемы. Естественно, перед российскими политиками и историками была поставлена задача как-то оправдать перед современниками и потомками: неготовность, за внешней бравадой, России к войне на своей территории (эта насаждаемая властью традиция «шапкозакидательства» впоследствии принесла неисчислимые жертвы не только в Первой мировой войне, но и в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов); сдачу без сопротивления древней столицы Святой Руси не имеющему превосходства в живой силе и вооружении противнику; исчезновение русской армии (численность которой от момента выхода её в октябре из Тарутинского лагеря до подхода Кутузова к Вильно в середине декабря сократилась в пять раз и составляла меньше 27 500 человек, притом, из 662 орудий, с которыми он вышел из Тарутина, осталось около 200) при «беспорядочном бегстве» Наполеона из России и отсутствия «крупных боестолкновений»; недовольство народа своим «рабским» положением. Для сравнения можно отметить, что «затравленный» со всех сторон русскими армиями и партизанами, «не дававшими пощады врагу», Наполеон, выведя из Москвы 100-тысячную армию, через Неман перевёл отряд около 30 тыс. человек. Нужно было, в лучах Богом ниспосланной победы, срочно сокрыть «неудобные» факты и поддержать в обществе иллюзию жизнеспособности главной идеи царской власти - единство всех сословий во главе с дворянством, всемерно пропагандировать присутствие в населении безмерной любви рабов к своим рабовладельцам.

Почти сразу же после изгнания вражеской армии за пределы Российской империи, в российской историографии «Двенадцатого года» укоренились надуманные стереотипы, изобилующие намеренной или нечаянной подтасовкой всего и вся. Их главным образом насаждали политики, царедворцы и военные историки. Основное их стремление (это просматривается и сегодня в начале XXI века) заключалось и продолжает поддерживаться сегодня, в сохранении установившегося уже в течение чуть ли не двух сотен лет общего взгляда на Отечественную войну 1812 года. Иное мышление пресекалось как антипатриотическое и антиправительственное. Кому нужна сегодня такая «залакированная» и оторванная от реальной жизни история?
Попробуем проанализировать эти многочисленные материалы, касающиеся Отечественной войны 1812 года, и логически, без мифотворчества, политической мишуры и лжепатриотизма, осмыслить те далёкие события с точки зрения соотечественников начала ХХI века, желающих знать историческую правду (или хотя бы правдоподобность) тех событий.
Основная масса историков сходятся в том, что Наполеон по своей мелочной обидчивости, «алчности и кровожадности» стремился захватить и раздавить Россию. Россия же по своему миролюбию хотела всего лишь оборонить себя, сохранить свой суверенитет и традиции. При этом буржуазная Франция изображается как отвратительная тирания, олицетворяющая «мировое зло» капитализма. Феодальная же крепостническая Россия изображается так умильно, как если бы в ней уже тогда был «развитой социализм». Вся внешняя политика России, включая борьбу с Великой Французской революцией, представлена «правой». В тоже время, по аналогии, интервенция мирового империализма против молодой Советской республики, возникшей в результате кровавого переворота и Гражданской войны, историками и литераторами отражается крайне негативно. Как правило, агрессивная политика России того периода: против Польши в 1772, 1793 и 1795 гг., а также жестокое подавление А.В.Суворовым восстания под руководством Тадеуша Костюшко в 1794 году, в результате Россия захватила свыше половины земель Речи Посполитой (около 460 тыс. км2 с примерно 6 млн. жителей)1, усиление русского влияния в Северной Америке (Аляска или «Русская Америка» стала подконтрольна России с 1744 г., а к 1814 году было завершено строительство Форта «Росс», закрепившего влияние России в Калифорнии), которое сопровождалось истреблением индейских племён алеутов 2; российская агрессия против Персии в 1804 – 1813 годах за влияние на Кавказе; многолетнее соперничество России и Турции за проливы и берега Чёрного моря, Кавказ, Крым, Бессарабию, закончившееся Бухарестским мирным договором, подписанным только 16 мая 1812 года; российская агрессия против Швеции в 1808 году и присоединение Финляндии; посредством военного вмешательства Россия пыталась локализировать «дурное влияние» Французской революции на сложившийся «Европейский порядок» в 1799, 1805 и 1807 годах, что, мягко говоря, не увязывается с изображением России в виде «жертвенного и смиренного агнца» в преддверии Отечественной войной 1812 года.
Кроме этого, начиная с 1798 по 1800 гг., были развёрнуты военные действия русского флота против наполеоновской Франции. Отряд кораблей под руководством Дмитрия Сенявина (выходца из дворян Калужской губернии) захватил крепость на острове Санта-Мавра. Русские моряки изгнали французов с Ионических островов. В 1804 г., в связи с создавшейся угрозой интересам России на Средиземном море русское правительство повторно направило туда эскадру Балтийского флота под командованием вице-адмирала Сенявина, которая преградила путь Франции на Балканы.
Поражения русской армии при Аустерлице (1805 г.), при Эйлау, Гейльсберге и Фридланде (1807 г.) привели Россию к необходимости заключения 25 июня 1807 года унизительного Тильзитского мирного договора с Францией. Как отмечал академик Е.Тарле: «…В русских военных кругах на Тильзитский мир сохранился взгляд, как на гораздо более постыдное событие, чем аустерлицкое или фридландское поражение» 3. Россия соглашалась на создание герцогства Варшавского и присоединялась к Континентальной блокаде Англии с разрывом торгового и союзного договора с ней. Отдельным актом был оформлен оборонительный и наступательный русско-французский союз.
Победы Наполеона отрезвили головы политиков и военных деятелей России. Катастрофы 1805 – 1807 гг. оказались не просто военными поражениями (кроме действий российского флота в Средиземном море), они продемонстрировали неустойчивость русского абсолютизма с его претензией на военную исключительность и непобедимость, высветили экономическую и моральную косность государства, консервативность русского общества.
Своими победами французы показали, что на место незаинтересованного в достижении целей войны и склонного к дезертирству бесправного рекрута или завербованного солдата буржуазная революционная Франция, разрушая феодальные отношения, выдвинула новый тип солдата, отличавшегося высоким патриотическим духом, способного продемонстрировать в бою свои лучшие качества.
Александр I переживал самые мучительные дни своей жизни. Придворные были в панике. Растерянность возрастала. Мещанство и крестьянство говорили разное и о царе, и о Наполеоне. С Наполеоном дело было уже давно неясно. До июня 1807 г. Наполеон был с церковного амвона провозглашен «предтечей антихриста», а в разговорах - самим «антихристом» и истребителем христианской веры, с июня того же 1807 г. «антихрист» стал внезапно, без малейших переходов и объяснений, «другом и союзником» русского царя 3. С июня 1812 г., несмотря на провокационную внешнюю политику России, опять в одночасье из «друга» превратился в «антихриста». Согласись Наполеон в Вильно на мирные предложения Александра, и он опять стал бы «другом». Неопределённость в отношении «официального мнения» к личности Великого полководца Франции, в уезды доходила с опозданием, часто в удалённые места Империи оба этих диаметрально противоположных «мнения» доходили одновременно.

Александр I

Наполеон Бонапард

Александр сделал попытку сократить торговлю с Англией и сразу ощутил экономические следствия этих действий. В качестве одного из многих примеров можно упомянуть то, что в этой связи Полотняный Завод, расположенный в Калужской губернии и делавший паруса европейского качества, лишился своего основного заказчика в лице английского флота. Экономические убытки российских предпринимателей росли с каждым годом, что вынудило царя негласно снять экономическую блокаду Англии, что вызвало раздражение Наполеона. Напряжение между «союзниками» возрастало. «Из предвоенного периода, - как пишет доктор исторических наук Н. Троицкий, - … умалчивается, что к осени 1811 года Россия по договору с Пруссией уже готова была напасть на Наполеона: 24, 27 и 29 октября. Александр I «высочайше повелел» командующим пятью корпусами на западной границе (П.И. Багратиону, П.Х. Витгенштейну, Д.С. Дохтурову, И.Н. Эссену и К.Ф. Багговуту) приготовиться к походу». Россия, нарушая достигнутые условия Тильзитского мирного договора, вероломно готова была начать войну против своего «союзника» со дня на день и, только двойственная позиция Пруссии, в последний момент из страха перед Наполеоном отказавшейся поддержать ее, помешала России выступить первой.
Итак, ощущение запаха пороха предстоящей войны 1812 года уже более полугода витало над Европой, и ее начало в России было воспринято как естественный выход из сложившейся на тот момент политической обстановки. Единственным моментом, омрачающим «всплеск» патриотизма в среде русского дворянства было то обстоятельство, что приходилось «не запланированно» воевать на своей территории.
Из этого следует, что «алчность» царской России так же вела к неизбежной войне 1812 года, как и «алчность» Наполеона. В той политической ситуации, объективности ради, следует отметить, что Россия, согласно международным нормам должна была бы быть «наказана».
Так или иначе, 22 июня 1812 года в обычном дипломатическом порядке Наполеон объявил России войну, а уже через два дня он во главе громадной по тому времени армии перешел Неман. По данным российских историков Неман перешло более 600 тыс. человек «Великой армии». Академик Е.В. Тарле по этому, одному из главных вопросов, оправдывающих отступательные действия русской армии, даёт более объективные данные: «…В общем, из 685 тысяч человек, которыми располагал Наполеон для войны с Россией, 235 тысяч он должен был оставить пока во Франции и в вассальной Германии, а через границу переправил лишь 420 тысяч человек. Но и эти 420 тысяч подходили и переправлялись лишь постепенно…. По мере того как обнаруживались трудности затеянного похода, в уме Наполеона явно тускнело первое воззрение …, что хотя у него под рукой 420 тысяч человек, а у русских нет и 225 тысяч, но что его армия далеко не равноценна во всех своих частях. Он знал, что положиться он может лишь на французскую часть своей армии (всего армия насчитывала 355 тысяч подданных Французской империи, но среди них далеко не все были природные французы), да и то не на всю, потому что молодые рекруты не могут быть поставлены рядом с закаленными воинами, побывавшими в его походах. Что же касается вестфальцев, саксонцев, баварцев, рейнских, ганзейских немцев, итальянцев, бельгийцев, голландцев, не говоря уже о подневольных «союзниках» - австрийцах и пруссаках, которых он потащил для неведомых им целей на смерть в Россию и из которых многие ненавидят вовсе не русских, а его самого, то едва ли они будут сражаться с особенным жаром».
На четвертый день после перехода через Неман без всякого сопротивления Наполеон вошёл в Вильну и находился в ней полных 18 дней, которые впоследствии военные историки считали одной из роковых его ошибок. Но эта задержка в Вильне была необходимой для сбора подходивших к Наполеону новых и новых армейских частей. В это же время Наполеон имел встречу с русским министром полиции генерал-адъютантом Балашовым, посланным Александром с предложением мира при первом известии о переходе французов через Неман. Наполеон, чувствуя за собой значительное превосходство в военной силе, ответил на это предложение полным отказом, и более чем вероятно, что тон этого отказа был действительно резким и оскорбительным.
В то же время Наполеон не предпринимал ничего, что могло бы в данный момент помешать миру с Александром. С этой целью он, к великому разочарованию поляков, не присоединил Литву (под Литвой подразумевались тогда Литва и Белоруссия) к Польше, а создал для Литвы особое временное управление. Уже тут начала проявляться двойственность настроений и планов Наполеона в отношении исхода предпринятого им похода. Очевидным было, что весь поход (с его задержкой в Вильне) был направлен только на приведение России в поле ранее достигнутых в Тильзите договорённостей, т.е. к полной покорности послушного вассала, нужного для дальнейшей борьбы против Англии в Европе, а может быть, и в Азии. Задача по разорению России, отторжению от неё территорий, изменению её феодального уклада жизни и истреблению населения не стояла, что не давало повода для провозглашения Отечественной войны. По мере развития событий Наполеон (был сторонником бескровных войн) склонялся больше к тому, что война эта должна превратиться просто в «политическую войну» - в войну кабинетов, в нечто вроде дипломатической дискуссии, продолжаемой при помощи нескольких «жестов оружием», после чего обе стороны приходят, наконец, к какому-нибудь общему соглашению, выгодному Франции.
Как полагал Наполеон - русская армия к войне не готова (если судить по тому, что русская армия была «обстреляна» в разных военных компаниях и что Александр планировал напасть первым, то Наполеон явно ошибался). По его мнению, у русских был только один настоящий, хороший генерал Багратион, но он на вторых ролях. Беннигсен - человек упорный и решительный, доказавший свою твердость, выдержав кровавый день под Эйлау, но и он тоже на вторых ролях. Кутузов, хоть и разбитый под Аустерлицем, был не у дел, хотя и считался хитрым и осторожным вождем. О военном министре Барклае-де-Толли у Наполеона для суждения о нём материала не доставало, он склонен был считать его не очень превышающим обычный уровень русских генералов, которых в массе оценивал весьма не высоко. В этом состояла одна из главных ошибок Наполеона (!), о которой российские историографы пытаются умолчать, т.к. практически весь сценарий военных действий был продуман и в большей части внедрён Барклаем-де-Толли. Кутузов же или вынужден был следовать этому плану, обвиняя перед Александром своего предшественника во всех неудачах, а когда отклонялся от плана, то действия русской армии под его командованием становились неуклюжими и спасаемы только Божьим промыслом. Барклай-де-Толли, с благородством средневекового рыцаря, довёл русскую армию до Тарутинского лагеря и с достоинством ушёл в отставку.

Российские историки и писатели изображают ход войны 1812 года ухарски: французы с первых же дней при малейшей неудаче бегут, а русские лишь в крайности отступают, чаще просто отходят – и вдруг те и другие, встретившись на Немане, через два с половиной месяца почему-то оказываются под Москвой. Как-то неестественно, на фоне войны, выглядит личный конфликт между командующим первой армией Барклаем-де-Толли и командующим второй армией П.И. Багратионом (2-х иностранцев на русской службе: первый – уравновешенный, грамотный, корректный, при необходимости отличающийся личной храбростью - за взятие крепости Очаков награждён орденом Св. Владимира 4-ого класса № 2 и Золотым Очаковским крестом, талантливый стратег и хозяйственник; второй – «горячий кавказец», отличающийся необыкновенной личной храбростью и стойкостью, как стратег себя не проявил) упоминаемый многими историками. Не совсем ясна позиция писателей и историков в идеализации образа М.И. Кутузова и распространении ошибочного тезиса, что он был назначен в 1812 году главнокомандующим «по требованию народа». Приходится здесь напомнить, что общеизвестно: народ тогда о Кутузове не высказывался, Александр I следовал мнению дворянской верхушки, а назначить Кутузова главнокомандующим предложил царю чрезвычайный комитет из высших сановников империи по докладу и рекомендации
А.А. Аракчеева.
Особое место в войне 1812 года занимает Бородинская битва. Поныне историки и литераторы спорят между собой о Бородинском сражении: «Бородинское сражение было для нас победой или поражением?», «Почему оно состоялось именно на Бородинском поле (имение Д.В. Давыдова) в момент численного равенства сил?» и «Было ли оно тем пределом, ставшим концом для Великой армии?».
Многие из них, находясь в плену лжепатриотических страстей, почему-то считают, что подвиг русских солдат, которые выстояли в Бородинском сражении с лучшей армией мира, недостаточно впечатляющ, и потому надо его обязательно приукрасить. При этом они пользовались излюбленным «политическим приёмом» возвышения одних за счёт унижения других, забывая, что совершить подвиг, перешагнув некую внутреннюю грань духовного величия и самопожертвования, можно только в противоборстве с безмерно храбрым и опытным противником.
Их утверждение, что «генеральное сражение на Бородинском поле было победоносным для русских войск», Кутузов «блестяще выполнил свой план», а его полководческое искусство «не выпускавшего инициативы из своих рук, оказалось выше прославленного искусства Наполеона». Французы, «имевшие численный перевес, не достигли никаких существенных результатов» и, «понеся огромные потери, вынуждены были к исходу сражения отойти на первоначальные позиции».
Справедливости ради следует отметить то, что если французы и имели минимальный численный перевес, то русские имели значительное преимущество в артиллерии. Силы сторон перед началом Бородинского сражения были приблизительно равными: в русской армии - 132 тыс. человек и 624 орудия; во французской армии – около 135 тыс. человек и 587 орудий. При этом, если вся французская армия состояла из кадровых солдат (прусские и австрийские войска, недавние союзники России, шли в атаку без должного желания), то в русской армии было около 21 тыс. человек недостаточно обученных и слабовооружённых ополченцев и 7 тыс. иррегулярной конницы (казаков).
Потери в Бородинском сражении составили: во французской армии – свыше 58 тыс. человек (по французским данным – около 30 тыс. человек) и 47 генералов; в русской армии – 44 тыс. человек и 23 генерала. Такие потери достаточно объективно отражают ход сражения – французы атаковали под шквальным огнём подготовленных на высотах позиций русской армии и, естественно, несли значительные потери. Кто в этой ситуации проявил больше мужества и стойкости сказать невозможно! Подвиг солдат обеих армий не нуждается в преукрашении. Находясь на далеком острове Святой Елены, Наполеон писал о генеральном сражении при Бородине, которое он не проиграл и даже занял после него древнюю столицу России, следующее: «Из 50-ти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех». Немного ранее Наполеон писал об этом событии: «Из всех сражений самое ужасное то, которое дал я под Москвою. Французы в нём показали себя достойными одержать победу, а русские стяжать право быть непобедимыми». Смысл этих двух подобных изречений Великого полководца заключается в объективном и глубоком уважении подвига противника…
Так или иначе, к исходу дня численность французской армии составляла около 77 тыс. измотанных, кроме старой гвардии, израненных и морально сломленных стойкостью противника человек, а русских – около 88 тыс. таких же измотанных, израненных и бодрых духом от удержания в жестоком сражении своих позиций. В такой ситуации было очевидно, что французы уже не имели возможности повторить наступательные действия, как, впрочем, и русская армия. Что заставило Кутузова, имея численный перевес и возвышенное духовное состояние армии, отдать приказ об отступлении на Москву и сдать без боя первопрестольную неприятелю? Сегодня об этом можно только догадываться! Очевидно одно - решение Кутузова не только растратило все стратегические и моральные преимущества Бородинского сражения, сформированные ценой гибели более 100 тыс. человек (с обеих сторон), но и повергло в глубокое уныние не только всю русскую армию, но и всё российское общество!
Сегодня остаётся только гадать над вопросом: «Почему в Советском Союзе, при мощном идеологическом воздействии на общество, решение Кутузова о сдаче Москвы с целью сохранения армии российскими историками трактовалось и трактуется сегодня, как нечто «гениальное»? В то же время всем было ясно, что предложи кто-нибудь из верховного командования аналогичный вариант Сталину в 1941 году, и судьба автора этой идеи, а, возможно, всех его друзей, знакомых и родственников, была бы решена в считанные часы ….
Чем вызвано такое «научное» искажение истории?
Многочисленные российские историки утверждают, что Кутузов «блестяще выполнил свой план» на Бородинскую битву и одержал в ней «крупнейшую победу», но т.к. задача по «спасению Москвы» не согласовывалась с реальными результатами битвы, она была перетолкована как «сохранение твердости и веры».
Их утверждение о том, что «только лишь недостаток подготовленных резервов и усталость войск» заставили Кутузова принять решение об отходе к Москве, а «русская армия сохранила полный боевой порядок», тогда как «боевые качества и моральный дух неприятельских войск были чувствительно надломлены» и французы оказались «неспособными к активному преследованию» лишено всякой объективной аргументации. Разве к Наполеону подошли резервы? Разве французская армия не испытывала той же усталости? Что же касается других аргументов, то «надломленные боевые качества и моральный дух неприятельских войск» были с лихвой восстановлены «бегством», по приказу Кутузова, имеющей численный и технический перевес русской армии с поля боя, а отсутствие преследования русских войск может быть объяснено недоумением Наполеона от таких «подарков судьбы», вызванных неожиданностью и нелогичностью поведения Кутузова. Наполеон, придя в себя от «неожиданного» успеха и восстановления пошатнувшегося после Бородинского сражения личного авторитета в армии, ждал на Поклонной горе традиционной в Европе делегации горожан, подносящих символический ключ от города. Ожидание с каждым часом способствовало усилению любви армии к своему Императору, ввиду предвкушения традиционной поживы в захваченных городах. За отступающим Кутузовым по пятам шел Мюрат с кавалерией. Арьергард 1-ой армии Барклая-де-Толли под командованием Милорадовича прикрывал отступление армии Кутузова. С целью избежания лишнего кровопролития Милорадович, при личной встрече с Мюратом, договорился о том, чтобы французы позволили русской армии беспрепятственно пройти через Москву. В этой обстановке честный и порядочный Барклай не мог предположить, что выделенное ему Мюратом время для прохода обозов с ранеными и беженцами, будет использовано Московским губернатором Ростопчиным для вывоза из города всех пожарных труб и приспособлений для тушения огня, и подготовки Москвы к уничтожению (русские сожгли город, чтобы он не достался завоевателю).
До настоящего времени ни один российский историк не обосновал необходимость сожжения древней русской столицы с её многочисленными памятниками культуры и искусства. Каким образом История оправдала эти садомазохистские деяния русских? Неужели из-за месячного (с 13 сентября по 19 октября), как по утверждению историков «гениально предвидел и просчитал» Кутузов, пребывания Наполеона в Москве, стоило уничтожать город, являющийся «сердцем России»?
Наполеона поразила такая, невиданная в Европе, «дикость» нравов населения России, которое, уничтожало всё на его пути, чтобы ничего не досталось завоевателю: начиная от посевов, урожая, крестьянских хижин и кончая уничтожением крупных городов - Смоленска и Москвы.
Современные историки в качестве яркого примера самопожертвования крестьян и их возвышенной любви к Отечеству приводят факты бессмысленного сожжения ими своих домов. Вероятно, историки в своей политической эйфории забыли об облике крестьянского жилища начала ХIХ века: приземистые дома с маленькими оконцами, обтянутыми плевой из бычьего мочевого пузыря, освещаемого лучиной и являющегося одновременно местом проживания людей и домашнего скота. Неужели французы, избалованные более высоким европейским уровнем жизни, могли позариться на эти кишащие вшами лачуги? Возможно, французы и заходили в крестьянские избы но, надо полагать, от крайней нужды: в поиске продовольствия или обогрева. Вознося патриотические чувства крестьян на факте сожжения «своих» домов, историки не учитывают того обстоятельства, что дома не были собственностью крестьян, являющихся в свою очередь сами «личным имуществом» помещика, наравне с борзыми собаками и другим домашним скотом. Что может чувствовать раб, уходя на «свободу» в лес и беря в руки «дубину» (имеется в виду любое доступное орудие для убийства: коса, вилы, рогатина, цепень, серп, лопата и т.д.), самовольно сжигая напоследок имущество своего помещика (хозяина)? При ответе на этот вопрос невольно всплывают образы Болотникова, Разина и Пугачёва.
Барклай-де-Толли последним исполнил приказ Кутузова об оставлении позиций на Бородинском поле и отступлении армии на Москву. Всё складывалось, как он и планировал: корпус Витгенштейна, дав отпор маршалу Удино, надёжно прикрывал весь север России; созданный первый армейский «партизанский» отряд (точнее разведывательно-диверсионный отряд) под командованием барона Винценгероде прикрывал и тревожил французов на Тверской дороге, Ярославском, Дмитровском и Рузском трактах 5; 3-тья армия Тормасова прикрывала юг Белоруссии и стояла около Могилёва; 4-ая армия адмирала Чичагова прикрывала Киев: с Дона спешили казачьи полки; подписанные им в Смоленске воззвания призывали все слои населения браться за оружие, создавая партизанские отряды для борьбы в тылу врага (вероятно, эту несанкционированную Александром инициативу по всеобщему вооружению народа ему не могли простить); генерал Милорадович, выехавший в июле с полномочиями в Калужскую губернию, сформировал здесь значительные запасы провианта, фуража и военного имущества для всей армии и рекрутский корпус в составе 55 батальонов пехоты, 34 эскадрона кавалерии и 18 рот или батарей артиллерии. Это была целая армия, которую он привёл к исходу Бородинского сражения.
Отсутствие информации и невысокая оценка Наполеоном полководческих способностей военного министра русской армии сыграла с ним злую шутку: незаметно для себя он принял условия войны, навязанные ему Барклаем-де-Толли, Наполеон был затянут на восток, что практически лишило его возможности закончить поход миром, простым дипломатическим соглашением. О полной, подавляющей победе над Россией Наполеон в Смоленске уже не думал.

Барклай де Толли

М.И. Кутузов

Барклай-де-Толли разрушил надежды Наполеона на возможность ведения «политической войны и дипломатических дискуссий», растянул французскую армию от Немана до Шевардина, снизив её ударную мощь, осложнив систему её управления и вынуждая неприятеля все более и более серьезно обеспечивать гарнизонами огромную коммуникационную линию и склады.
Но, как и в последующей российской истории, по воле правителя и интригам «царедворцев», «Спасителем Отечества» должен быть назначен для Истории кто-то с русской фамилией. Коснулась эта чаша и Барклая-де-Толли. Кутузов как опытный и хитрый царедворец, приехав на подготовленную стратегическую обстановку, продолжил выполнение его планов, выдавая их за свои.
Бородинское сражение в судьбе Барклая сыграло огромную роль – впервые после долгого молчания русские войска приветствовали его появление громовым «ура!», что означало фактическую реабилитацию его личности в армейской среде. Он стал единственным генералом, награждённым орденом Св. Георгия 2-й степени за Бородинское сражение.
Сразу же после Бородинского сражения, когда Кутузов находился в растерянности от результатов этого одного из самых страшных побоищ и у него ещё не сформировался план дальнейшего ведения компании, Барклай представил ему и обосновал свой план спасения Москвы посредством маневра (не отступления и не «бегства») - отхода, сразу же после оставления поля сражения, к Калуге, где были сосредоточены запасы продовольствия, фуража и военного снаряжения. По мнению Барклая-де-Толли отвод русской армии на Калужскую дорогу стратегически переводил её в тыл французской армии при движении последней к Москве. В этой ситуации движение Наполеона к Москве было бы безумием, тем более с приближением зимы. Его предложение поддержали генералы Ермолов и Толь, но Кутузов приказал отходить через Москву на Рязанскую дорогу.
После военного совета в деревне Фили, на котором Барклай высказался за отступление и оставление столицы без боя по своему проекту, он вынужден был подчиниться решению Кутузова, и принял активное участие в организации прохода русской армии через Москву, благодаря чему все прошло в необыкновенном порядке.
Доклад Кутузова императору, в котором вся вина за текущую военную компанию была возведена на Барклая, крайне обострил взаимоотношения между ними и подвигнул командующего 1-й армией написать в Тарутино прошение об отставке по состоянию здоровья. Однако через полгода, после неожиданной кончины Кутузова, на должность командующего русской армией, странным образом, был опять призван «тяжело больной» Барклай-де-Толли, который и поставил во взятом Париже не только «крест» на политической судьбе Наполеона, но реабилитировал в то время своё честное имя в истории Отечественной войны 1812 года.
Впоследствии История воздала должное гениальности великому полководцу Барклаю-де-Толли, но «историки» до настоящего времени пытаются затенить его роль в Отечественной войне 1812 года, учитывая его шотландское происхождение. К сожалению, многие его идеи, в угоду политическим интригам заангажированные «историки» необоснованно приписали М.И. Кутузову, исказив тем самым историческую правду и унизив таланты обоих великих полководцев.
Политическая необходимость формирования в обществе единого мнения в отношении правильности решения Кутузова о сдаче Москвы, вынудила историков и литераторов основные свои исследования посвятить Бородинской битве, затеняя тем самым поистине судьбоносные для России, хотя и менее кровопролитные, сражения на речке Чернишне близ села Тарутино и за город Малоярославец.
Сама История по Божьему провидению выбрала благословенную Калужскую губернию местом «предела» французского похода вглубь территории России, главным «переломным моментом» в войне, «отправной точкой» победоносного шествия русской армии, завершившегося только в 1814 году подписанием капитуляции Парижа и «почётной ссылкой» Наполеона на остров Эльбу.
При этом Бородинское сражение, в котором русская армия одержала несомненную крупную победу над Наполеоном, а её полководец проявил нерешительность (был подготовлен приказ об атаке французских позиций) и подарил эту победу противнику отдав приказ об отступлении, не утратило своего исторического значения, т.к. наглядно продемонстрировало реальные возможности русского оружия и силу духа армии. На Бородинском поле в «рыцарском» кровопролитном сражении сошлись не только две подготовленные равные по численности враждующие армии, здесь сошлись две формы высокого патриотического самосознания, способного продемонстрировать в бою свои лучшие качества: свободного гражданина буржуазной революционной Франции и православного (хоть и бесправного) рекрута феодальной России. Здесь национальной идее «якобинской» революционной свободы противостояла русская православная национальная идея, объединяющая все слои российского общества, ведь перед Богом все равны!
Сражения на речке Чернишне близ села Тарутино и за город Малоярославец имели другой вид. Наполеон, не дождавшись мира и осознавая уязвимость положения своей армии, принял решение об оставлении Москвы. Оно не было неожиданным и казалось самым естественным – отвести армию на зимовку в Смоленск, а на следующий год предпринять новый поход на Петербург. Оставив в Москве маршала Мортье с 10-тысячным гарнизоном, Наполеон 19 октября со всей остальной армией совершил маневр по Старой Калужской дороге через Боровск и вышел к Малоярославцу, с целью движения на Калугу, где, пополнив запасы продовольствия и фуража, продолжал движение на Смоленск. На Наполеона произвело неприятное впечатление происшедшее накануне сражение близ села Тарутино. Результаты сражения его могли только порадовать, ведь случись всё так, как спланировал начальник Главного штаба всех действующих русских армий генерал Беннигсен, корпус Мюрата был бы окружён и уничтожен. Только благодаря ряду случайностей, несогласованности действий русских военачальников и, главное, незаинтересованность главнокомандующего Кутузова в полной победе в этом столкновении и умышленного им срыва плана разработанной операции, нежеланием дать Беннигсену нужных сил, Мюрату удалось спасти главные силы своего корпуса 6. Главным в этом второстепенном сражении являлось то, что оно заставило Наполеона ускорить принятие решения о выходе из Москвы. Это сражение наглядно показало готовность русской армии проводить активные хорошо спланированные крупномасштабные наступательные операции.
Несмотря на очевидную пользу предпринятого Беннигсеном плана сражения на речке Чернишне, имевшего в качестве главной задачи ликвидацию пятой, наиболее боеспособной, части французской армии (!), отношение между главнокомандующим и начальником Главного штаба обострились до предела и стали причиной удаления последнего из армии «по болезни». Беннигсен упрекал Кутузова «в недостатке деятельности и последовавших от того упущениях» 7, имеется в виду малый достигнутый успех в сражении на речке Чернишне. Кутузов же, не заслушав доклад Беннигсена о результатах сражения, послал государю донесение, в котором вместо девятнадцати орудий, взятых у неприятеля, показал тридцать восемь (!).
Конфликт двух полководцев не повлиял на вердикт Истории, которая определила, что «переломным моментом в ходе Отечественной войны 1812 года стало не Бородинское сражение, а сражение на реке Чернишне». М.И. Кутузов, давая оценку сражения около с. Тарутино, говорил: «Первый раз французы потеряли столько пушек, и первый раз бежали как зайцы».
Получив известие от Дорохова об оставлении Наполеоном Москвы, Кутузов отправил из Тарутина к Фоминскому корпус Дохтурова с начальником главного штаба 1-й армии Ермоловым. Находясь в Аристово, Ермолову командир летучего отряда Сеславин доставил пленного унтер-офицера старой наполеоновской гвардии, который подтвердил, что Наполеон, выступив со всей армией из Москвы, должен находиться в довольно близком расстоянии от Малоярославца. Это известие было столь важно, что Ермолов, в этот решительный момент, оценив все обстоятельства, именем главнокомандующего и в качестве начальника штаба армии, приказал Дохтурову спешить к Малоярославцу. Бесстрашный генерал Дохтуров не решался самовольно нарушить приказ Кутузова, опасаясь навлечь на себя гнев главнокомандующего за неисполнение его предписания. Как и во многих других важных случаях, являясь ангелом-хранителем русских войск, Ермолов принял на себя всю ответственность за неисполнение предписаний Кутузова. Одновременно Кутузову был направлен дежурный офицер с поручением лично объяснить фельдмаршалу причины, побудившие изменить направление войск, и убедительно просить его поспешить с прибытием армии к Малоярославцу. Корпус Дохтурова прибыл к Малоярославцу в тот момент, когда, перед ним уже находилась вся армия вице-короля. Войска Дохтурова, истекая кровью, несколько раз брали и оставляли город. Русские оказывали геройское сопротивление, солдат приходилось и просьбами и прямо угрозами отводить в тыл: они не желали исполнять приказов об отступлении. Между тем фельдмаршал, придя с армиею в село Спасское, находящееся в нескольких верстах от Малоярославца, приказал войскам отдохнуть. Ермолов отправил в Спасское генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова с убедительнейшею просьбой спешить к городу. Не получив никакого ответа, он отправил туда одного германского принца, находившегося в то время при наших войсках, с настоятельнейшей просьбой о скорейшем прибытии армии.
Отдых фельдмаршала был нарушен этой настойчивостью Ермолова. В крайнем недовольстве он, плюнув, отдал приказ на выступление корпуса Раевского к Малоярославцу, за которым тронулась и вся армия. Армия пришла в то время, когда, выбитый в последний раз из города превосходящим по силе неприятелем, Ермолов расположил против главных его ворот сорок батарейных орудий и намеревался, за неимением войска, встретить неприятеля жестокою канонадой и начать отступление. Прибытие армии изменило весь ход дела….
Ермолов просил не раз Кутузова спешить с главною армиею, но князь рассчитывал, что он может довершить гибель французов, не подвергая поражению собственных войск, подвигался весьма медленно. Прося поддержки перед Кутузовым, для более решительных наступательных действий русской армии у Беннигсена, последний сказал ему: «Любезный Ермолов, если б я тебя не знал с детства, я бы имел полное право думать, что ты не желаешь наступления; мои отношения к фельдмаршалу таковы, что мне достаточно одобрить твой совет, чтобы князь никогда бы ему не последовал». Из этих слов следует, что Кутузов, при проведении боевых операций, в исходе которых решалась судьба десятков тысяч людей, мотивировался не здравым смыслом и пользой для Отечества, а личными амбициями и тем, что хотели бы услышать при дворе.
Тем не менее, город был, оставлен русской армией и занят неприятельскими войсками. После битвы Кутузов объявил о намерении своем отступить к полотняным заводам. Ермолов убеждал его оставаться у Малоярославца, по крайней мере, на несколько часов, в продолжение которых должны были обнаружиться намерения неприятеля, но князь остался непреклонным и отступил.
Как сообщает Д.В. Давыдов в своих Записках: «Если б Наполеон, дойдя до Боровска, поспешил бы направить всю армию к Малоярославцу, он неминуемо и весьма легко овладел бы этим городом; предупредив здесь нашу армию, он, без сомнения, не встречая больших затруднений, дошел бы до Юхнова, откуда безостановочно продолжал бы свое обратное шествие по краю изобильному и не разоренному».
Ермолову выпал завидный жребий оказать своему Отечеству величайшую услугу, но к несчастию, этот высокий подвиг, искаженный историками, почти вовсе не известен.
М.И. Кутузов, как главнокомандующий, очень высоко оценил сражение за город Малоярославц. Он писал в донесении царю: «Сей день есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшие следствия и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».
Вновь и вновь перечитывая донесения М.И. Кутузова царю о сражениях на речке Чернишне близ села Тарутино и за город Малоярославец, поражает его глубокая проницательность в оценке важности этих событий для победы России в этой войне. В то же время вызывает недоумение его практическое негативное участие в этих событиях. Как мог главнокомандующий, облечённый практически неограниченной властью на всей территории происходящих военных действий, зная о судьбоносности этих сражений, не проявил энергии и не предпринял должных мер для достижения наилучших результатов? Историки и литераторы предпочитают обходить эту тему стороной.
Наполеон своим военным глазом сразу оценил исход сражения за Малоярославец – его армия уже была не та. Ясно сознавая критическое её положение, понимая, что дальше предстоят очень трудные дни. Армия держалась уже не столько дисциплиной, сколько чувством самосохранения в чужой, враждебной стране. Если личное обаяние Наполеона и не уменьшилось в глазах старых французских солдат, то представители покоренных народов могли подать дурной пример: никакие чувства к Наполеону их не сдерживали. Наполеон страшился впечатления, которое произвёл в Европе уход его из Москвы. Всё остальное казалось ему не существенным. Наполеон питал иллюзию, что, двигаясь к Смоленску через нетронутые войной места Калужской губернии, он сможет найти здесь достаточные запасы провианта и фуража для армии. Он не мог предположить того, что население губернии, обременённое содержанием более чем
100-тысячной армии, не гнушавшейся мародерства, было разорено и находилось на грани голода уже к концу октября (!). Кроме обеспечения армии Кутузова, Калужская губерния вынуждена была обеспечивать ещё тысячи военнопленных.
После курьёзного случая, когда около села Городни Наполеон с небольшой свитой из двух маршалов (Мюрата и Бессьера), генерала Раппа и нескольких офицеров чудом избежали пленения казаками, Наполеон приказал отступать к Смоленску по старой дороге.
27 октября началось отступление из Боровска на Верею, Можайск, Дорогобуж, Смоленск. Проходя мимо Бородинского поля, где по-прежнему, никем не тронутые и неубранные, гнили более 100 тысяч русских и французских трупов, не считая несколько тысяч павших лошадей, Наполеон велел как можно скорее оставить это место: страшное зрелище подавляюще действовало на солдат, особенно теперь, когда они чувствовали, что война проиграна…
После битвы у Малоярославца Кутузов твердо решил предоставить Наполеону отступать, не оказывая на него сколько-нибудь энергичного давления. Историки утверждают, что ему эта «гениальная тактика», сберегающая силы армии, удалась, но тогда как согласовывается с этим исчезновение русской армии, сократившейся за два месяца по численности, при подходе к Вильно, в пять раз, а по количеству орудий – в три раза. Потери Наполеона, при «беспорядочном бегстве», были значительно меньше.
В этой связи представляет определённый интерес характеристика
М.И. Кутузова, данная ему начальником Главного штаба армии генералом А.П. Ермоловым в своих «Записках…». Как бы то ни было, при всей субъективности оценок Ермолова, они важны для полноты представления об образе главнокомандующего, и поэтому должны быть учтены. Он пишет: «… В кампании 1812 г. по званию моему находился я довольно к нему близким: все распоряжения его не могли от меня укрываться и многих из них возложено на меня исполнение. Я не видал в нём желаемых военных дарований, не только таковых, которые бы оправдать могли случайную его знаменитость, я не заметил и порядочных соображений обстоятельств, не только предложений, обнаруживающих большие виды; не видал ни предприимчивости в предприятиях, ни твёрдости в исполнении их. Не укрылась от меня слабость души его и робость в обстоятельствах, решительности требовавших. Угасла храбрость, молодость его одушевлявшая, и низкое малодушие место её заступило.
Никто из людей, описывающих жизнь его, не скажет сей истины. Польза наша заставляет каждого представить его свыше обыкновенного. История мира поместит его в числе героев, летописи отечества – между избавителей. Неужели кто из соотечественников дерзнёт рассеять мечту, раскрыть истину? Неужели отнесём мы к слепому случаю успехи войны, народ наш прославившей, спасение Отечества, от гибели восставшего?» .
Вероятно, некоторые историки сделают вывод, что настоящая работа якобы обесславила героическое для России время. В действительности же, на мой взгляд, она прославила исторический подвиг русского народа, развенчав ложную, но открыв подлинную героику, представила войну как будничное дело и одновременно как испытание всех душевных сил человека и народа в момент наивысшего напряжения. Носителями подлинного героизма явились рядовые, скромные люди, такие, как, забытые историей генералы Дохтуров, Ермолов, Багговут, Винценгероде, Витгенштейн, Барклай-де-Толли, Беннигсен, Коновницын и др. Статья обосновывает первостепенное значение Калужской губернии в исходе Отечественной войны 1812 года, которая должна получить общественное признание в современной российской истории, хоть и через 200 лет.
К сожалению, мы уже свыклись с тем, что в истории Отечественной войны 1812 года имеется немало «белых пятен», которые либо еще ждут своих исследователей, либо в силу разных причин умышленно замалчиваются, создавая тем самым почву для самых невероятных интерпретаций. Существует мнение, что во всем виновата система, старавшаяся скрыть от народа любой негатив. Историки знают, сколь много в любой истории страниц, особенно если речь идет об судьбоносных событиях в российской жизни, так сказать, двойного прочтения или вообще не поддающихся однозначному толкованию.
Итак, задача художников, историков и политиков в описании событий Отечественной войны 1812 года и их трактовка различны, но разногласие между ними не должно поражать читателя, который сам должен анализировать предлагаемую ему информацию и сделать вывод о личном отношении к той или иной версии изложения тех далёких событий….

ОХРАНЯЯ ВЕРУ ОТЦОВ

«Гроза двенадцатого года», являвшаяся, по сути дела, второй в истории России Отечественной войной (первая была отражением польской интервенции в начале XVII в.), объединила все силы русского народа. Участие православного духовенства в событиях 1812 г. не нашло должного освещения на страницах современных изданий. Ведь после 1917 г. эта тема по вполне известным причинам не рассматривалась вообще.

За вторжением «двунадесяти языков» в Россию и манифестом Александра I от 6 июля 1812 г. последовало воззвание Святейшего Синода, в котором Наполеон Бонапарт именовался «властолюбивым, ненасытным, не хранящим клятв, не уважающим алтарей врагом ... покушающимся на нашу свободу, угрожающим домам нашим и на благолепие храмов Божьих простирающим хищную руку». Православная церковь призывала прихожан «принять оружие и щит и охранить веру отцов». Что же касается духовенства, то оно должно было «внушить сынам силы в упование на Господа, вооружить словом истины простые души, открытые нападениям коварства. Научить словом и делом не дорожить никакой собственностью, кроме Веры и Отечества».

Нелишним будет и поименно назвать всех членов Святейшего Синода накануне Отечественной войны 1812 г. Обер-прокурором Синода в описываемое время являлся князь Голицын - сверстник Александра I, в юности на пару с будущим императором изучавший Святое Писание. В состав высшего церковного органа входили митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Амвросий, ученый Ириней Клементьевский - архиепископ Псковский, известный лингвист Мефодий Смирнов - архиепископ Тверской. Особо надо отметить Феофилакта Русанова - епископа Калужского, который являлся однокурсником и другом реформатора Сперанского. Из всех членов Синода только он пользовался безграничным доверием обер-прокурора Голицына и имел через него большее влияние на все церковные дела, нежели митрополит Амвросий.
17 июля 1812 г. Святейший Синод представил императору доклад, в котором предлагалось:
«1. Из прибылей, получаемых от продажи свечей в церквах, отдать полтора миллиона рублей в пособие к составлению новых сил (одну половину суммы - на петербургское ополчение, другую - на московское);

Доклад был утвержден Александром I и получил силу императорского указа из Святейшего Правительствующего Синода от 25 июня 1812 г.
Пожертвования от духовенства поступали в местные духовные консистории, а затем отправлялись в комитеты народного ополчения.

В Калужской епархии духовенство собрало 11 065 рублей 78 копеек и 97 единиц серебряных вещей на сумму 1044 рубля 89 коп. Своим примером калужское духовенство, как и духовенство других епархий Русской православной церкви, вдохновляло представителей всех сословий на сбор средств для отпора врагу.
С первых же шагов завоевателей по нашей стране начались массовые грабежи, прежде всего православных храмов и монастырей. Мародеры сдирали с икон серебряные оклады, уносили кресты и драгоценности, украшавшие священные предметы. В Калужской губернии оккупации подвергались Медынский, Малоярославецкий, Боровский, Мосальский и Тарусский уезды. Два монастыря - Боровский Панфутьев и Малоярославецкий Николаевский Черноостровский - были разорены. Малоярославецкий монастырь был не только разграблен, но и разрушен в ходе сражения, длившегося 18 часов. По смете, составленной Калужским епископом Евлампием, на восстановление Боровского монастыря потребовалось 22 864 рубля, а Малоярославецкого - 5731 руб. 30 коп. Всего же, по данным, которые собрал архиепископ Феофилакт, в Боровске, Малоярославце и Медыни (с уездами) оккупантами было разорено 8 церквей и 19 повреждено. (В Мосальском и Тарусском уездах духовенство и прихожане спасли все храмы от разорения.)
Вандализм и мародерство, которые несли с собой солдаты «великой армии» Наполеона, подтвердили слова воззвания Святейшего Синода об антихристианской направленности действий захватчиков. Наполеон рассчитывал, что крепостное крестьянство России в условиях войны поднимет бунт против императорской власти, но просчитался и получил народную войну. Среди партизан, активно действовавших на захваченных территориях, было немало священнослужителей.

Так, священник Григорий Лелюхин из села Крутая Гора Юхновского уезда (в то время уезд относился к Смоленской губернии) возглавил самооборону крестьян от французских мародеров. Когда французский отряд численностью в 50 солдат ворвался в церковь, ограбил ее и осквернил алтарь, отец Григорий возглавил погоню крестьян, вооруженных топорами и вилами. Отряд французов не ожидал такой смелости от простых крестьян и поплатился за свою беспечность: все пятьдесят солдат противника были истреблены. Вскоре отряд партизан, возглавляемый отцом Григорием, вырос до 200 человек, защищавших округу от вторжения французов.

Так же действовали и крестьяне села Любунь Мосальского уезда.
28 августа французский отряд напал на село. Некоторые крестьяне, испугавшись, вышли к французам с хлебом и солью, тогда как другие оказали сопротивление и выбили захватчиков из села. Протоиерей Чистяков, собрав жителей в храме, произнес проповедь «с изъяснением того, что Господь, видимо, помогает нам, предавая в невооруженные руки наши вооруженных злодеев». Когда же после проповеди те, кто подносил французам хлеб и соль, подошли целовать крест, протоиерей Чистяков сказал: «Подите прочь, вы не русские, вы не наши, вам не принадлежит торжество наше, вы хотели, поднося соль и хлеб французам, чтоб они восторжествовали над нами. Удалитесь из нашего общества».
Осталось предание, гласившее, что посрамленные сельчане, пришедшие на поклон к французам, во искупление греха были записаны в ополчение и погибли все на полях сражений, что было расценено крестьянами как проявление гнева Божьего.

По окончании военных действий Калужской епархии в 1813 г. было выделено 63798 рублей 59 коп, из них 15811 руб. 2 коп. пошло на восстановление монастырских, церковных и соборных зданий и 47987 рублей 57 коп. – на пособие духовенству. Отдельной строкой Священный Синод выделял 30000 рублей Калужскому епископу Евлампию для восстановления Малоярославецкого Казанского собора, Боровского Пафнутьева и Малоярославецкого Николаевского Черноостровского монастырей.

25 декабря 1812 г. император Александр I подписал манифест, в котором отмечалось, что все «государственные чины и состояния, не щадя ни имуществ своих, ни жизни, составили единую душу ... толико же пылающую любовью к Отечеству, колико любовью к Богу». А в манифесте от 30 августа 1814 г. Александр Павлович назначил каждому сословию свою награду за участие в Отечественной войне. Духо­венству был определен бронзовый крест на Владимирской ленте с надписью: «1812 год».

Интересен и следующий факт. После Отечественной войны 1812 г. в русском обществе сошли на нет прозападные, прежде всего французские, настроения. На долгие годы была провозглашена патриотическая доктрина, основанная на православии, самодержавии и народности.

Газета «Калужские Губернские Ведомости»
 № 6 (52) от 14 июня 2007года.